Геронтология»
«Если после сорока лет ты проснулся утром и у тебя ничего не болит, значит, ты умер» – это одна из шутливых характеристик приближающейся старости, которая в нашей стране всегда находила горячий отклик в устном и письменном народном творчестве от ветхого «старость – не радость» до коммунистического «старикам везде у нас почет».
Наступает в жизни момент, когда ты просыпаешься утром, а у тебя (не верь написанному выше – А.Б.) ничего не болит, но внезапно пронзает мысль, что к земле ты еще ближе на один день. Она сидит в башке, когда ты скоблишь устаревшим, как твое мировоззрение, «жиллеттом» свою поседевшую бороду и когда девушка, за которой ты еще готов приударить, уступает тебе место в общественном транспорте со словами: «Дяденька, садитесь, пожалуйста». В душе ты молод и даже готов пробежать без одышки стометровку, но у тебя уже живот от пива, горб от работы, а размер твоей одежды давно перевалил за пятидесятый. Несмотря на кажущуюся себе умность, порой несешь полную ахинею и уже без лупы не можешь прочитать аннотацию на пиратском DVD, хотя еще год назад попадал из винтореза в монету со ста шагов. Пытаясь сбросить несколько лет, отягощающих твой геронтологический фон, ты даже начинаешь красить волосы в каштановые тона, чем вызываешь еще больше улыбок и нездоровых предположений о твоей сексуальной ориентации.
Один мой знакомый утверждает, что первый признак приближающейся старости – это появление седых волос на груди. Получается, что мужчины, у которых данная часть тела не покрыта волосяным покровом, о том, что их кердык не за горами, узнают гораздо позже. Хороший природный барометр, дающий возможность безволосым особям чувствовать себя вечно молодыми.
Старость, простите за каламбур, в нашей стране молодеет. В армию на службу по контракту после сорока уже не берут, и даже фирме, реализующей туалетную бумагу, требуются «коммуникабельные молодые люди до 35 лет».
Если мужчина уходит на пенсию в шестьдесят лет, то морально его начинают «гасить» после сорока. Повезет, если до этого жизненного рубежа ты чего-то достигнешь. А если нет, то придется хорохориться, доказывая всем, что ты, хотя и стареющее, но еще держащееся на воде корыто. В двадцать лет можно все начать сначала, в сорок – это уже непозволительная роскошь, которая достается не каждому. За этим рубежом ты становишься функционером, поскольку именно исполняешь некоторые функции по уже написанному до тебя сценарию.
Возраст накладывает печать серьезной целеустремленности, при которой шаг вправо или, что еще хуже, влево – попытка к бегству, а прыжок на месте – провокация. Но от себя не убежишь. И как бы ты ни называл свое состояние – кризис середины жизни или середина кризиса жизни, – это приближающаяся старость, которую только в песне «надо благодарно принимать». Конечно, будет много слов о том, что жизнь прожита не напрасно, о посаженном дереве, построенном доме и сыне, но все чаще станет употребляться «а помнишь…», и ноги будут тянуться к ботинкам «прощай, молодость».
В нашей стране становиться старым опасно для жизни. Не готова она сделать мое пребывание на пенсии заслуженным отдыхом. Германия готова, Япония тоже, а Россия, в которой еще нужно ухитриться дожить до шестидесяти, – нет. Конечно, вставную челюсть государство вам сделает бесплатно, но на то, чтобы обеспечить эти челюсти работой, средств будет явно не хватать. Вас, конечно, не сбросят со скалы, но со временем появится стойкое желание сигануть с нее самому, и связывать вас с мигом между прошлым и будущим будут только условности о почетной и уважаемой старости, дети, которым вы дороги, как память, и друзья, время от времени пополняющие количество свежих могилок на кладбище.
Впрочем, это только очередное ворчание, и, наверное, не все так пессимистично. Глядишь, еще год-два – и изобретут таблетки, продлевающие молодость, которые в комплексе со здоровым образом жизни повлияют на преждевременный процесс старения нации. Лично я свои таблетки уже пообещал другому. К досаде или к счастью геронтологов, «старость меня дома не застанет», если застанет вообще. Не хочу сводить с ней старые счеты.