Поэт Пеленягрэ раскрыл секреты знаменитых соавторов: Паулс — «молчун», а Крутой — «жизнелюбивый пацан» — МК
Поэт Пеленягрэ раскрыл секреты знаменитых соавторов: Паулс — «молчун», а Крутой — «жизнелюбивый пацан»
А также рассказал о своих любимых хитах
Поделиться
Хиты Виктора Пеленягрэ есть в репертуаре почти каждой большой звезды. Это он написал «Шарманку» Баскову, «Назови меня тихо по имени» — «Любэ», «Как упоительны в России вечера» — «Белому орлу», «Мэрилин» — Леонтьеву, «Монолог» и «Хулиган» — Аллегровой. О том, как ему работалось со звездами, чем его выручил Игорь Крутой и как удивил Филипп Киркоров, поэт рассказал в откровенном интервью «МК».
Фото: ru.wikipedia.org
— Виктор, вы начинали в 90-е годы. Тогда, казалось, нет на эстраде артиста, который бы не исполнял ваши песни!
— Моим первым большим хитом стала песня «Девочка моя» в исполнении Сергея Крылова. Это и эстрада, и шансон, и рок-баллада одновременно. Хотя слушается как стопроцентный шансон. Так я стал прародителем шансонного движения в новейшей России.
— Как вы вышли на Крылова?
— На него вышел композитор Александр Добронравов, с которым мы написали кучу судьбоносных песен для самых разных исполнителей. Как-то я подарил Крылову одну из первых своих книг. Сергей, надо отдать ему должное, оказался внимательным читателем. Он сам нашел это стихотворение, написал чудесную музыку, и получилась главная песня наступивших 90-х. Когда-то я хотел написать книгу детских стихотворений. Одно из них и выискал Крылов: «Первая красавица в городе жила. Очень неприступная девочка была»… Это оттуда.
— Вы, наверное, испытали дикий восторг, когда впервые услышали песню на свои стихи!
— Первый раз я испытал этот дикий восторг, как вы говорите, несколько раньше, когда написал первую песню для оркестра пролетарского джаза «Бригада С» под управлением Гарика Сукачева. Она называлась «До свидания, девочка, гудбай». Вот тогда мне открылись умопомрачительные порталы. Одно дело, когда ты просто пишешь стихи. И совсем другая история, когда твои стихи становятся песней. Эта песня, кстати, стала названием первого альбома «Бригады С». Тут я обнаружил, что песня — это настоящий коктейль Молотова. Раздвигаются горизонты, появляются словоохотливые собутыльники, девушки падают в объятия и тут же сбрасывают платья. Такой мощный выброс энергии по всем фронтам! Происходит нечто невероятное, когда твои стихи разгоняют волну и обретают сценическое звучание.
— Плюс приносит хорошие деньги!
— Денег на тот момент этот штурм и натиск вообще не приносил. Я писал и отдавал свои бессмертные строки из любопытства и энтузиазма. Только в 1995-м узнал, что можно за это удовольствие еще и деньги получать.
— Вы писали в соавторстве с Паулсом. А ведь говорили, что у них в то время было негласное правило: Паулс работает исключительно с Ильей Резником!
— Я был в шоу-бизнесе человек новый, для меня никаких правил не существовало. Знаете, как было до меня? Раймонд пишет мелодию, Резник или Танич подтекстовывают, и получается то, что получается. А тут Паулс впервые написал музыку уже на готовые мои стихи. Есть от чего измениться моей летящей походке. (Смеется.) Нас представили друг другу. Мне говорят: «Виктор, познакомьтесь, это великий композитор Раймонд Паулс». А я ему говорю: «Раймонд, познакомься, это великий поэт Виктор Пеленягрэ». Он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Так вот вы какой». И все. Мне даже показалось, что он произнес эту фразу по-немецки: «Так фот фы какой, рядовой Соколофф». Кажется, за весь вечер я услышал от Паулса всего четыре слова. Мне, конечно, хотелось поболтать с ним. Но я понял, что это невозможно. Он мыслитель. Молчун. Республиканец! Я рядом с ним Фигаро. Фигаро здесь, Фигаро там!
Фото: Геннадий Черкасов
— Вы писали не только с Паулсом, но и с Игорем Крутым…
— Когда-то я дружил с одной девчонкой, а у нее в подружках была чудесная певица Таня Макарова, которая прославилась еще в 90-х. Так вот Таня отнесла Игорю Крутому мои стихи. Он посмотрел, засучил рукава да начал писать всем звездам в алфавитном порядке, начиная с Аллегровой и заканчивая Шуфутинским. Потому как Яак Йоала был вне зоны доступа. Настоящие композиторы всегда утонченные ценители поэзии. Игорь Яковлевич очень трепетно относился к моим стихам. Я люблю Крутого: он меня в тяжелый момент очень выручил.
— Чем именно?
— Когда я ему написал кучу песен, он мне помог деньгами, и я купил первое свое жилье в Москве. Я пришел к нему и говорю: «Игорь Яковлевич, великий поэт скитается по съемным квартирам. Нельзя ли прекратить это безобразие?» И он мне дал денег. Не на всю квартиру, конечно. Но львиная часть — его заслуга. Перспектива умереть под забором отодвинулась! Кстати, если Паулс молчун, то Игорь Яковлевич очень веселый, компанейский, классный. По-моему, Раймонд был для него путеводной звездой. Вот и он на экране старается быть эдакой немногословной тарпейской скалой. А на самом деле он наш, юго-западный жизнелюбивый пацан.
— У вас никогда с Крутым не было ссор и недомолвок?
— Не припомню. Правда, первое время он очень волновался: «Мы уже столько понаписали, а большой узнаваемой песни нет». На что я ответил: «Не волнуйся, через год будет». И правда, через год появились у нас «Шарманка» Баскова. А там пошло-поехало! Пацан сказал, пацан сделал. Получается, что мы с Игорем сотрудничали примерно полтора года. И кое-что методом проб и ошибок выдали на-гора. Были хорошие песни, были отличные песни — всех не перечислить. Например, у Буйнова «Мои финансы поют романсы». Вроде бы ее знают, клип замечательный, но что-то с ней не так. Придется ее самому перепеть!
— Аллегрова тоже много ваших песен пела. Она какая в жизни?
— Я с исполнителями особо не дружил, за меня это делали композиторы. Я, может, и рад был бы дружить с певицами, но у меня как-то получалось больше с актрисами. (Смеется.)
— С Игорем Яковлевичем сейчас продолжаете общаться?
— Я давно с ним не общался. Со времен его творческого романа с Хворостовским. Покойный Хворостовский так ничего оригинального и не спел в отсутствие Пеленягрэ. А вот великий Муслим Магомаев исполнил и двинул в эфир много хороших песен: «О море, море», «Свадьба» и другие. А Хворостовский, имея такой голос, такие возможности, деньги, наконец, перепевал черт знает что! Раймонд Паулс в свое время очень точно сказал: «Что такое певец? Это же ныряльщик за жемчугом. Должен нырнуть и достать жемчужину — свой хит». Хворостовскому тоже нужно было нырнуть и явить миру хотя бы одну стоящую песню. Не судьба!
— Вы и Крутому об этом говорили?
— Нет, в это время мы не общались с Игорем Яковлевичем. Для того чтобы не выпадать из обоймы, нужно быть все время на виду, но Пеленягрэ повело на большую прозу. У меня всегда как-то само собой получалось. Как-то встретил Игоря Матвиенко на «Песне года». До этого я лет десять хотел дойти до него, но в силу своего разгильдяйства не получалось. А тут гляжу, идет. Как простой смертный. Я ему и говорю: «Вот с кем мы напишем великую песню для «Любэ». Так оно и случилось. «Позови меня тихо по имени», я считаю, одно из лучших произведений в репертуаре «Любэ» нового тысячелетия.
— За песни вас часто критиковали. Как к этому относились?
— Мне за многое доставалось. Говорили, например, что «Как упоительны в России вечера» написал вообще не я, а Сергей Владимирович Михалков. И вообще все песни Пеленягрэ это Афанасий Фет. Такую пургу несли. Волосы дыбом вставали! Вот у того же Пушкина, например, какая самая лучшая строчка? «Гений чистой красоты»! Он ее позаимствовал у Жуковского, своего учителя. Лучшая строчка Лермонтова — «Белеет парус одинокий» — принадлежит Бестужеву-Марлинскому. А лучшая строчка Пеленягрэ? Правильно! «Как упоительны в России вечера». Не поверишь, сам написал!
— Почему у «Белого орла», который исполнил этот хит, был короткий взлет?
— Над репертуаром «Белого орла» мы работали года два. Теперь они до конца жизни могут на этом материале обновлять свой гастрольный репертуар. Если бы они существовали хотя бы пять лет, то переплюнули бы всех, включая «Любэ» и хор имени Александрова. Я был у них главным автором, песни которого определяли ударную мощь группы. Вел себя соответственно. Дерзил и никого в грош не ставил. Жечкову (основателю группы. — Авт.) хотелось досадить. Я же говорил: «Я гений. Таких авторов, как Пеленягрэ, больше нет». (Когда выходишь на «Песне года» по пять раз с абсолютно непохожими исполнителями, есть от чего слететь с катушек.) А он отвечал: «Сейчас, после таких песен, которые мы исполнили, другие авторы будут присылать нам свои произведения». Ну, появлялись у «Белого орла» какие-то поэты, которые заполняли пустоты в альбомах. Но все главные хиты были моими. Так, в конце 90-х появился неофициальный гимн России «Как упоительны в России вечера», и все сразу вспомнили, что русские — главные, «Россия — вперед!»
— Вы для Пугачевой не писали?
— Отчего же! Крутой ей писал что-то на мои стихи, но эти песни не стали высокополетными. Кстати, «Белый орел» очень нравился Пугачевой. Она даже с Владимиром Жечковым спела одну из моих песен «Боже». По каким-то непонятным причинам дуэт не пошел в народ, зато я вдохновил Аллу на создание другой чудной песенки «Дай мне, Боже».
— Как вы относитесь к тому, что Пугачева уехала из России?
— Наверное, у нее были какие-то обязанности перед институтом брака. Как там у протопопа Аввакума… «Доколе нам мучиться, протопоп?» — «До самыя смерти, Марковна!» — «Ино еще побредем». Видимо, ей не хватало чего-то в этой жизни. Хотя тут, наверное, нужно говорить: «Чего-то не хватало ее мужу Галкину (признан иноагентом в РФ. — Авт.)». Как можно променять такую страну на вулканический клочок выжженной земли?! Не думаю, что остаток жизни она будет биться головой об Стену Плача.
— Пугачева всегда конкурировала с Ротару, София Михайловна ведь тоже исполняла песни на ваши стихи!
— На Аллу работали все самые лучшие творческие силы. У Ротару, конечно, возможностей было поменьше. Хотя бы потому что она в Москве появлялась наездами. Она довольствовалась главным образом региональными авторами. Но София Ротару была, конечно же, полюсом противостояния Алле Пугачевой во всех смыслах.
— Кстати, после начала СВО она нигде не появляется… Как думаете, почему?
— Во-первых, она умная женщина. Ей, конечно, тяжело там соблюдать королевский нейтралитет. Но, я думаю, Ротару справится. В любом случае артисты понимают, что они всем обязаны России. Об этом и Раймонд недавно сказал, что Латвия, когда была с Россией, выглядела центром мироздания. А сейчас она превращается в захудалые европейские задворки. Я там, конечно, не был давно, но представляю, что там может происходить сейчас.
— Виктор, не могу не спросить, почему в последнее время не слышно ваших новых песен?
— Мне нравится, как на этот вопрос отвечает Юрий Антонов: «Пусть пишут новые песни те, у кого старые плохие». В начале XXI века я вышел из большого олимпийского движения и сел писать роман. Мне все говорили: «Какой же ты писатель, если у тебя нет романа?» В то время не знал, что он меня так захватит. В результате натарабанил больше страниц, чем в «Войне и мире». И теперь с ужасом думаю, как мне это сократить.
— Ни для кого не хочется написать?
— Да пишу я. Недавно Алена Петровская выдала в свет забойную песню «Сибирь» на музыку Игоря Слуцкого. А еще я бы написал Лепсу. У меня есть для него материал, но я просто не могу дойти до него. Моя вселенская лень подводит. Лепс классный, он дает энергию. Что такое искусство? Это же энергия заблуждения. Нет энергии — никакой песни не будет! А еще мне нравится SHAMAN. Я был на его концерте. Класс! Ему самое время выстраивать свою песенную вселенную. Я написал «Как упоительны в России вечера», а SHAMAN напомнил всем, что мы — русские. Русские идут! Россия — круто, Россия — победа! Огонь по всем фронтам! Так было, есть и будет.